Он спит и не реагирует на мои прикосновения.

— Ему укол сделали. — Бурак останавливается у окна. Муж опирается на подоконник бедрами, скрещивает руки на груди.

— Температуры нет, — заключаю я, прижавшись губами к детскому лбу. — Когда поднялась? Почему ты не позвонил мне сразу?

— Зашел в его комнату, думал, спит, — бросает Бурак зло. — Но он дрожал, укутавшись в одеяло. Примерил температуру — тридцать девять. Али все повторял «мама». Спрашиваешь, когда я стал маменькиным сыночком? А когда ты успела стать такой бессердечной? Какого черта ушла, оставив ребенка, который так привязан к тебе?! Ты же собственными глазами видела, что он даже есть без тебя отказывается!

Я поднимаю взгляд и в упор смотрю на мужа. Когда мы успели так отдалиться друг от друга? После той новости? После того, как он вышвырнул меня из дома, не дав ни единого шанса объясниться? Однозначно да. Но молчать по поводу его матери я не должна. Потому что ей плевать и на жизнь Бурака, и на жизнь Али. Я не должна позволять ей так поступать со мной. Не должна стоять в стороне и смотреть, как она не моргнув глазом обливает меня дерьмом. Врет и не чувствует угрызений совести.

«Господи, о какой совести ты вообще говоришь, Лейла? — шепчет мне внутренний голос. — Сания Экремовна беспощадна. Настроена на то, чтобы окончательно уничтожить вашу семью. А ты позволяешь ей...»

— Твоя мать схватила меня за волосы и выкинула из дома, Бурак, — огрызаюсь я. — Твоя мать, дорогой муж, соврала тебе. Я не ушла по собственному желанию. Будь ты настоящим мужиком, не позволил бы ей лезть к нам, — добавляю с горечью. — Жаль... Мне очень жаль, что ты так изменился. А может быть, всегда таким был, просто я этого не видела. Но раньше ты хотя бы поддерживал меня, был рядом. Сейчас же даже выслушать меня не хочешь! Я могла оправдаться в ту ночь. Я кричала тебе это! Молила, чтобы ты впустил меня! А сейчас — ни в коем случае. Я больше не вижу в этом смысла. Ты все для себя решил, и я сделала определенные выводы. Унижаться перед тобой... Оправдываться не желаю. В конце концов, ты при любом раскладе узнаешь правду и пожалеешь обо всем, что сотворил с нами, Бурак.

— А ты — нет? — парирует он в ответ. Игнорируя все остальные слова, цепляется за последнюю фразу.

— Я не сделала ничего такого, чтобы потом жалеть, Бурак, — шепчу я, вздыхаю и смотрю на сына. — Если бы ты позволил мне все рассказать... Еще в ту ночь... Все было бы иначе. Сейчас я бы смотрела на тебя не как на чужого человека, с которым нас разделила стена недосказанности и обид, а как на любимого мужа. Но теперь все изменилось. Я изменилась, Бурак.

В воздухе повисает напряженная пауза. Я поднимаюсь и наклоняюсь к сыну. Целую его в макушку, затем утыкаюсь носом в его шею, втягиваю исходящий от него запах. Господи, это настоящий рай — быть рядом с ним, чувствовать, как сладко он пахнет.

— Ты должна вернуться домой, — жестко чеканит Бурак. — Али без тебя не может.

— Зато ты, я смотрю, отлично справляешься без меня. — Я выгибаю бровь. — Что? Сания Экремовна не желает присмотреть за внуком?

Бурак хмурится, а я продолжаю:

— Однако ее рука всегда готова на подвиги. Всегда при деле. Постоянно в воздухе. То бьет, то волосы выдирает. Чудесная женщина! На мозги сына капать умеет, а вот за четырехлетним малышом присмотреть — нет. Ах да, она сказала, что найдет тебе подходящую девушку. Достойную! Она что, головой ударилась? Или всегда такой была, просто я терпела? Зато теперь прозрела и поняла, что нормальные люди такое не выносят.

— Лейла, выбирай выражения, когда говоришь о моей матери, — сквозь стиснутые зубы цедит он. — Я не верю, что она выгнала тебя из дома! Потому что...

— Потому что она тебе наплела, что мне плевать на Али и поэтому я ушла. Добровольно. А ты взял и сразу же поверил, — грубо перебиваю я. — Бурак, ты прекрасно знаешь, как я люблю своего ребенка. В обиду никому не дам. Верь кому хочешь. Вот на это мне действительно плевать. Но, черт тебя раздери, не нужно вести себя так, будто не знаешь меня! Пять лет брака — это немалый срок. Значит, так. Али поедет со мной. К бабушке Ясемин. Даже не спорь. Захочешь его увидеть — приедешь к нам.

— Хороший козырь нашла, да? — произносит муж ледяным тоном. — Нет, Лейла, не будет по-твоему. Ты не станешь использовать сына и каждый раз под предлогом увидеться с ним заставлять меня приезжать по твоему желанию. Лишь ты виновата в том, что между нами произошло. И поэтому правила устанавливаю я, а не ты, дорогая жена.

Глава 10

Я больше не спорю. Не вижу в этом смысла. Просто отворачиваюсь от мужа и уделяю все внимание сыну: поправляю постель, а затем крепко обнимаю.

Али просыпается ближе к пяти утра. Я лежу рядом с ним, а Бурак сидит на диване в палате. Буравит нас тяжелым взглядом. Ему не нравится, что все идет не по плану и внезапная болезнь сына внесла свои коррективы. Мы могли бы забрать его и уехать, но я решила не будить ребенка.

— Мам... — Сжав мою ладонь, Али второй рукой обнимает меня за шею. — Ты здесь...

Я практически не спала. Да, меня клонило в сон, но я смотрела на сына и все думала, как же сложится наша дальнейшая судьба? Муж мне не верит. Я понятия не имею, почему он так категорично настроен? Даже несмотря на слова свекрови. Она и раньше бурчала про меня гадости, но до такого ужаса никогда не доходило.

Сейчас я знаю точно: наша семья действительно разрушена. Мы никогда не помиримся. Прежнее не вернется.

— Тут, конечно, — повторяю я его слова. — Мама тут...

Слышу тяжелые шаги недалеко от нас. Бурак садится на стул, на котором я сидела еще недавно и наблюдала за сыном. Но потом легла рядом с ним на кровать.

— Как ты себя чувствуешь, Али? — интересуется он хрипловатым голосом. Лицо усталое, глаза красные. Кажется, он тоже не спал.

Не знаю... За ним я не следила.

— Хорошо, — кивает сын. — Но я останусь тут, с мамой.

Феррахоглу сжимает челюсти. Переводит взгляд на меня и, что-то пробормотав сквозь стиснутые зубы, выдыхает.

— Ты поедешь с мамой, — сухо соглашается он. — К бабушке Ясемин. А после работы я приеду к вам. Договорились?

Я удивляюсь такой резкой перемене в его поведении. Ведь буквально несколько часов назад он твердил, что сын останется с ним. В его доме. А сейчас... Что же произошло?

— Ура! — Сын искренне радуется и бросается к своему отцу.

Смеясь, Бурак прижимает Али к себе и целует в лоб, взъерошивая его волосы пальцами. А у меня сердце сжимается от этой картины. Мы были счастливы вместе. Обнимались втроем, а теперь... Ничего, кроме боли в груди, я не чувствую.

К восьми утра мы покидаем больницу. Едем в квартиру бабушки на моей машине. Бурак не оставил нас, сказав, что отвезет сам, а за своим автомобилем кого-нибудь пошлет. Он, естественно, за рулем. А я на заднем сиденье с сыном. Али сидит на моих коленях и крепко обнимает за шею. Будто боится, что я снова уйду, оставив его одного.

Бабушка Ясемин встречает нас широкой улыбкой. Она не подает виду, что в курсе наших разногласий. Будто вообще ничего не знает. Встречает нас так, словно мы всей семьей приехали к ней в гости.

Бурак остается с нами около тридцати минут. Бабушка кормит его, не отпускает, пока он не доедает омлет и не допивает чай.

— Мне на работу пора. — Наконец ему удается встать. — Спасибо за вкусный завтрак.

— Почаще приезжай, — бросает бабушка ему в спину.

— Обязательно, — спокойно отвечает муж.

Я иду за Бураком, потому что чувствую, что он хочет что-то сказать.

Интересно, почему он так себя ведет? Прилично и ни одного дурного слова в мой адрес! Ведь так уверен, что я его предала. Изменила с другим! Столько всего мне наговорил, опозорил! Из дома выгнал! Перед своей семьей унизил.

А теперь... Теперь ведет себя как ни в чем не бывало. Это из-за Али он так красиво играет? Чтобы сына не травмировать? Вчера малыш увидел, как грубо его отец разговаривает с мамой... Уже понимает все. Или из-за бабушки Ясемин? Думаю, все вкупе.